Освобождение Франции

До начала вторжения в Нормандию эта операция представлялась весьма опасным предприятием. Союзным войскам предстояло высадиться на побережье, которое противник занимал в течение четырех лет. У немцев было достаточно времени, чтобы укрепить здесь свои позиции и прикрыть их заграждениями. Немцы имели на западном фронте 58 дивизий, в том числе 10 танковых дивизий, способных нанести стремительный контрудар.

Возможности союзников создать превосходство в силах ограничивались тем, что им предстояло совершить переход морем, а также недостаточным количеством десантно-высадочных средств. В первом эшелоне десанта они могли высадить только шесть дивизий с моря и три воздушно-десантные дивизии. Потребовалась бы неделя, чтобы число дивизий возросло вдвое.

Таким образом, у союзников были основания опасаться за успех удара по Атлантическому валу (так назвал эти позиции немцев Гитлер). Вполне возможно, что немцы сумели бы сбросить десант союзников в море.

Однако в действительности вскоре после высадки союзникам удалось создать плацдарм шириной около 80 миль. Противник не попытался серьезно контратаковать, пока союзные войска не начали наступление с плацдарма. Это наступление осуществлялось по плану, разработанному Монтгомери. Фронт немцев во Франции стал быстро рушиться.

Если оглянуться назад, может показаться, что вторжение произошло легко и без срывов, однако это неверно. Это была операция, которая «развивалась по плану», но совсем не по расчету времени. Вначале шансы на успех были невелики. Конечный успех операции позволил как бы закрыть глаза на тот факт, что вначале союзники находились в опасном положении.

Распространенное мнение о том, будто вторжение развивалось гладко и уверенно, - следствие утверждений Монтгомери, что «бои шли точно так, как планировалось перед вторжением». Так, он писал, что «союзные армии вышли к Сене через 90 дней». Согласно приложенной к плану карте, подготовленной в апреле войска должны были выйти на этот рубеж к Д+90.

Монтгомери любил утверждать, что любая проведенная им операция развивалась в точном соответствии с его намерениями. Эта черта часто скрывала другую черту Монтгомери - умение приспособиться к обстоятельствам. Он умел сочетать гибкость с решительностью.

План предусматривал захватить Кан в первый же день, 6 июня. Береговые оборонительные позиции немцев были заняты к 9.00. Однако в мемуарах Монтгомери ничего не говорилось о том, что наступление на Кан началось лишь во второй половине дня. Это объяснялось не только образовавшейся пробкой на участках высадки, но и чрезмерной осторожностью командиров на местах, хотя им в то время ничто не мешало начать наступление с плацдарма. Когда же войска наконец двинулись к Кану - ключевому пункту в районе вторжения, - сюда уже прибыла немецкая танковая дивизия (единственная в Нормандии) и задержала продвижение союзников. Прошло больше месяца, пока Кан наконец после тяжелых боев был занят и очищен от противника.

Так, первоначально Монтгомери рассчитывал, что действовавшие на правом фланге бронетанковые части сумеют выдвинуться в Виллер-Бокажу, в 20милях от берега, и перерезать дороги, ведущие на запад и юг от Кана. Об этом тоже ничего не говорится в мемуарах Монтгомери. В действительности же бронетанковые части продвигались медленно, хотя сопротивление противника западнее Кана после прорыва береговой обороны было незначительным. Впоследствии пленные показали, что до третьего дня операции участок фронта шириной в 10 миль прикрывался только одним немецким разведывательным батальоном. К исходу третьего дня в этот район прибыла третья по счету немецкая танковая дивизия. В результате англичане, вступившие 13 июня в Виллер-Бокаж, вскоре были выбиты из этого города. Немцы получили в подкрепление еще одну танковую дивизию. В итоге Виллер-Бокаж союзники заняли только через два месяца после высадки.

Рис. 20. Высадка союзных войск в Нормандии и ход боевых действий(6 июня - 25 июля 1944 года)

По первоначальному плану весь полуостров Котантен с портом Шербур намечалось занять через две недели после высадки, а через 20 дней (Д+20) начать наступление на западном участке фронта. Однако темпы продвижения американских войск на этом участке оказались ниже, чем предполагалось, хотя значительная часть немецких сил, в том числе и прибывшие подкрепления, были брошены на противодействие англичанам, наступавшим в районе Кана, как и рассчитывал Монтгомери.

Наступление с плацдарма началось на западном участке, как и планировал Монтгомери, но это произошло в конце июля с опозданием на 36 дней (Д+56).

Было совершенно очевидно, что если союзникам удастся захватить достаточно большой по глубине и ширине плацдарм, то их общее численное превосходство рано, или поздно обеспечит возможность начать наступление с плацдарма. Ничего не могло бы задержать наступление вторгнувшихся войск, если бы союзникам удалось захватить достаточное пространство для накопления необходимых сил.

На практике удлинение боя за плацдарм пошло только на пользу союзникам. Хотя большая часть немецких сил на Западе находилась здесь, они прибывали очень медленно. Сказывались разногласия в кругах высшего немецкого командования и активные действия многочисленной авиации союзников, господствующей в воздухе. Первыми прибыли танковые дивизии. Их использовали для задержки продвижения союзных войск. Таким образом танковые дивизии были вынуждены фактически действовать как пехотные. В результате немцы потеряли подвижные войска, которые им были столь необходимы для ведения боевых действий на открытой местности. Упорное сопротивление противника, замедлившее вначале наступление союзников с плацдарма, в дальнейшем обеспечило англо-американским войскам свободный путь через Францию, как только они вышли с плацдарма.

Союзники не имели никаких шансов захватить и удержать плацдарм, если бы не их полное господство в воздухе. Авиацией командовал главный маршал авиации Теддер, заместитель верховного главнокомандующего Эйзенхауэра. Авиация оказала большую поддержку при высадке с моря. Решающую роль сыграли и парализующие действия авиации. Уничтожив большинство мостов через Сену на востоке и через Луару на юге, авиация союзников изолировала в стратегическом отношении район боев в Нормандии.

Немецким резервам пришлось двигаться в обход и такими темпами, что они либо запаздывали, либо прибывали в недееспособном состоянии.

Отрицательно сказались также противоречия в немецком руководстве - между Гитлером и его генералами, а также между самими генералами.

Первоначально главная трудность для немцев заключалась в том, что им пришлось оборонять побережье протяженностью 3 тыс. миль - от Голландии до Италии. Из 58 дивизий половину составляли дивизии, которые были привязаны к назначенным им полосам обороны на побережье. Другую половину составляли дивизии, в том числе десять танковых, которые отличались высокой мобильностью. Это позволяло немцам сосредоточить превосходящие силы, способные сбросить десант союзников в море прежде, чем он закрепится на берегу.

В момент вторжения союзников единственная находившаяся в Нормандии вблизи района высадки десанта танковая дивизия сумела не допустить захвата Кана войсками Монтгомери. Одной из частей дивизии даже удалось выйти к берегу в районе высадки английских войск, но удар немцев был слишком слаб и никакого значения не имел.

Если бы даже три танковые дивизии из десяти, находившиеся в районе высадки десанта к четвертому дню, смогли бы вступить в бой в первый день, то союзники были бы сброшены в море не успев закрепиться на берегу. Однако такой решительный и мощный контрудар не был нанесен из-за несогласия в немецком руководстве по вопросу о том, где произойдет вторжение и как следует действовать в этом случае.

В оценки места высадки предчувствия Гитлера оказались вернее расчетов его генералов. Однако в последующем постоянные вмешательства фюрера и строгий контроль с его стороны лишили военное командование возможности выправить положение, что в итоге привело к катастрофе.

Командующий войсками на Западном фронте генерал-фельдмаршал Рундштедт считал, что союзники высадятся в самой узкой части Ла-Манша - между Кале и Дьеппом. Он исходил из того, что со стратегической точки зрения это самый правильный для союзников выбор. Однако этот вывод основывался на недостаточной информации. Немецкой разведке так и не удалось узнать что-либо существенное о подготовке войск к его вторжению.

Начальник штаба Рундштедта генерал Блюментрит позже на допросе показал, насколько слабо действовала немецкая разведка: «Из Англии поступало очень мало достоверной информации. Разведка давала нам общие сведения о районах сосредоточения войск в южной Англии, где действовало несколько наших агентов, которые с помощью радио сообщали все, что видели своими глазами. Но этим агентам удалось узнать мало… Мы не могли определить, где намерены высадиться союзники».

Гитлер, однако, был убежден, что высадка будет произведена в Нормандии. Начиная с марта он не раз направлял генералам предупреждения о возможной высадке союзников между Каном и Шербуром. На основе чего Гитлер пришел к такому выводу, оказавшимся правильным? Генерал Варлимонт, работавший в его ставке, утверждает, что на эту мысль Гитлера навели сведения о расположении войск в Англии, а также убеждения, что союзники сразу попытаются захватить один из крупных портов. Таким наиболее вероятным портом мог стать Шербур. Вывод Гитлера был подкреплен сообщениями агентов о крупной учебной высадке, проведенной в Девоне, где войска высаживались на равнинном открытом побережье, аналогичным по условиям намеченному району высадки в Нормандии.

Роммель, командовавший войсками на побережье Ла-Манша, придерживался такой же точки зрения, что и Гитлер. Незадолго до вторжения союзников Роммель попытался ускорить строительство подводных препятствий и блиндажей, а также постановку минных полей. К июню оборонительные сооружения имели гораздо большую плотность, чем весной. Однако, к счастью для союзников, у Роммеля не было ни времени, ни возможности довести оборону в Нормандии до желаемого состояния или хотя бы до состояния обороны на рубеже восточнее р. Сена.

Рундштедт не разделял мнение Роммеля о методах отражения высадки десанта. Рундштедт считал необходимым нанести контрудар после высадки, а Роммель полагал, что такой удар после высадки будет запоздалой мерой ввиду господства союзников в воздухе.

Роммель считал, что проще всего разгромить десант на берегу, пока он еще там не закрепился. По словам офицеров штаба Роммеля, «на фельдмаршала оказывали сильное влияние воспоминания о том, как его войскам в Африке приходилось по нескольку дней оставаться в укрытиях из-за налетов авиации, силы которой были тогда несравненно слабее тех, которые действовали против него сейчас».

Принятый план действий был компромиссным и провалился. Хуже всего было то, что Гитлер упорно стремился управлять боевыми действиями, находясь в Берхтесгадене, и жестоко контролировал использование резервов.

В Нормандии у Роммеля была всего одна танковая дивизия. Он подтянул ее к Кану. Это дало возможность в день высадки десанта задержать продвижение англичан. Напрасными оказались просьбы Роммеля дать ему еще одну дивизию для размещения на позициях в Сен-Ло, то есть поблизости от участка высадки американских войск.

В день высадки десанта много времени ушло на споры между немецкими руководителями. Ближе всего к району вторжения находился 1-й танковый корпус СС, но Рундштедт не мог использовать его без разрешения ставки Гитлера, Блюментрит писал:

«В 4.00 по поручению фельдмаршала Рундштедта я позвонил по телефону в ставку, чтобы получить разрешение использовать корпус для поддержки контрудара Роммеля. Однако Йодль от имени Гитлера ответил мне отказом. По его мнению, высадку в Нормандии следовало рассматривать как попытку отвлечь внимание от главного удара, который будет нанесен в другом районе, где-то восточнее Сены. Наш спор продолжался до 16.00, когда наконец было получено разрешение использовать корпус».

Поразительно, что Гитлер не знал о вторжении союзников почти до полудня, а Роммель отсутствовал в штабе. Не случись этого, немцы вероятно, смогли бы быстрее принять решительные контрмеры.

Гитлер, как и Черчилль, любил бодрствовать далеко за полночь. Эта привычка была изнурительной для работников их штабов, которые допоздна задерживались на службе, и часто им приходилось заниматься на следующее утро важными делами, не отдохнув. Йодль, не желая беспокоить Гитлера рано утром, взял на себя ответственность отказать Рундштедту в просьбе о резервах.

Разрешение использовать резервы могло бы быть получено раньше, если бы Роммель находился в Нормандии. Не в пример Рундштедту Роммель часто разговаривал с Гитлером по телефону и имел на него большое влияние, чем кто-либо еще из генералов. Однако Роммель за день до вторжения союзников уехал в Германию. Поскольку сильный ветер и бурное состояние моря делали маловероятной высадку десанта. Роммель решил поговорить с Гитлером, чтобы убедить его в необходимости увеличить число танковых дивизий в Нормандии, а заодно и побывать дома в Ульме на семейном торжестве по случаю дня рождения жены. Рано утром, когда Роммель собирался с визитом к Гитлеру, по телефону ему сообщили, что началось вторжение. В свой штаб Роммель вернулся лишь к вечеру, а к этому времени десант уже прочно закрепился на берегу.

Командующий армией в этом районе Нормандии был также в отъезде. Он руководил учениями в Бретани. Командир танкового корпуса, составлявшего резерв армии, уехал с визитом в Бельгию. Командира еще одного из соединений не оказалось на службе. Таким образом, благодаря решению Эйзенхауэра осуществить высадку, несмотря на бурное состояние моря, союзники оказались в очень выгодном положении.

Как ни странно, но Гитлер, угадавший место вторжения, после его начала вдруг решил, что это лишь демонстрация, за которой последует высадка более крупных сил восточнее Сены. Поэтому он и не хотел перебрасывать резервы их этого района в Нормандию, Такая убежденность явилась следствием того, что разведка переоценила число союзных дивизий в Англии. Частично в этом «повинны» меры оперативной маскировки, принятые союзниками, а частично - меры по борьбе с немецким шпионажем.

Когда первые контратаки не принесли успеха и когда стало ясно, что помешать союзникам наращивать силы на плацдарме не удастся, Рундштедт и Роммель поняли бесполезность сопротивления на западных рубежах.

Блюментрит писал:

«В отчаянии фельдмаршал Рундштедт обратился к Гитлеру с просьбой приехать во Францию для беседы. Он и Роммель отправились встречать Гитлера в Суассон 17 июня и попытались разъяснить ему сложившуюся обстановку… Но Гитлер настаивал на том, чтобы ни в коем случае не отступать. “Держитесь на своих позициях!” - заявил фюрер. Он даже не разрешил нам производить перегруппировку войск по собственному усмотрению. Поскольку Гитлер не хотел изменить своего распоряжения, войска должны были вести бои на невыгодных рубежах. Какого-либо плана действий больше не существовало. Мы просто пытались выполнить приказ Гитлера - любой ценой удерживать рубеж Кан, Авранш».

Гитлер отмахнулся от предупреждений фельдмаршалов, заверив их, что новое оружие (летающие бомбы «фау») скоро окажет решающее действие на ход войны. Тогда фельдмаршалы потребовали применить это оружие (если оно столь эффективно) против десанта или (если первое технически трудно сделать) против портов южной Англии. Но Гитлер настаивал, что бомбовые удары нужно направить против Лондона, чтобы «склонить Англию к миру».

Однако летающие бомбы не дали того эффекта, на который рассчитывал Гитлер, а давление союзников в Нормандии усилилось, Гитлер решил отстранить Рундштедта и заменить его Клюге, находившемся на Восточном фронте.

«Фельдмаршал фон Клюге - энергичный, решительный военачальник, - писал Блюментрит. - Сначала у него было радостное настроение и уверенность в себе, как и у каждого только что назначенного командующего… Несколько дней спустя он помрачнел и больше не делал оптимистических заявлений. Гитлеру не нравился изменившийся тон его донесений».

17 июля Роммель получил тяжелые ранения: его автомобиль подвергся обстрелу союзных самолетов и потерпел аварию. Три дня спустя была предпринята попытка убить Гитлера в его ставке в Восточной Пруссии. Разорвавшаяся бомба не поразила главный объект заговорщиков, но «ударная волна» этого взрыва оказала огромное влияние на ход боевых действий на Западе в этот решающий момент.

Блюментрит писал: «В результате проведенного расследования гестапо обнаружило документы, в которых упоминалась фамилия фельдмаршала Клюге, и последний оказался под подозрением. Еще один инцидент усложнил дело. Вскоре после начала наступления войск Брэдли с плацдарма в Нормандии, когда разгорелись бои в районе Авранша, фельдмаршал Клюге больше двенадцати часов не имел связи со своим штабом. Это произошло потому, что во время поездки на фронт он попал под сильный артиллерийский налет… Тем временем мы страдали от “бомбардировки” с тыла. Долгое отсутствие фельдмаршала в штабе сразу же вызвало подозрение у Гитлера, особенно в связи с найденными гестапо документами. Гитлер подозревал, что фельдмаршал предпринял поездку на фронт, чтобы установить контакт с союзниками и подготовить капитуляцию. Тот факт, что фельдмаршал все же вернулся в штаб, не принес Гитлеру успокоения. этого дня все приказы Гитлера фельдмаршалу Клюге формулировались в резких, оскорбительных выражениях. Фельдмаршала это беспокоило. Он опасался, что в любой момент его могут арестовать. Ему все больше становилось ясно, что он не сможет доказать свою лояльность каким-либо успехом в боевых действиях.

Все это значительно снизило оставшиеся шансы не допустить прорыва союзников с плацдарма. В эти критические дни фельдмаршал Клюге не уделял должного внимания тому, что происходило на фронте. Он все время был настороже, ожидая репрессий со стороны ставки Гитлера.

Фон Клюге не был единственным генералом, встревоженным возможными последствиями заговора против Гитлера. Страх сковал многих генералов и офицеров верховного командования на несколько недель и даже месяцев после покушения на фюрера».

25 июля американская 1-я армия начала наступательную операцию под кодовым наименованием «Кобра». Развить успех предстояло только что высадившейся 3-й армии Паттона. Немцы бросили в бой последние свои резервы, стремясь остановить продвижение английских войск. 31 июля американские войска прорвали оборону противника у Авранша. Введенные в прорыв танки Паттона устремились на открытую местность за этим рубежом. Гитлер приказал собрать остатки танковых подразделение в ударный кулак и попытаться остановить прорвавшиеся у Авранша американские войска. Эта попытка не удалась. Гитлер тогда заявил: «Наша попытка не удалась потому, что Клюге не хотел добиться успеха». Уцелевшие немецкие армии стремились вырваться из ловушки, в которой они оказались вследствие запрета Гитлера отходить от занимаемых позиций. Значительная часть немецких войск оказалась в так называемом фалезском мешке. Те части, которым удалось вырваться из окружения и переправиться через Сену, вынуждены были оставить все тяжелое оружие и боевую технику.

Клюге был смещен со своего поста. Его нашли мертвым в автомашине, на которой он возвращался в Берлин. Клюге принял яд, поскольку, как писал Блюментрит, «был уверен, что будет арестован гестапо немедленно по прибытии в столицу».

Однако не только у немцев происходили серьезные потрясения в верховном командовании. Правда, в лагере союзников эти потрясения не имели таких серьезных последствий для развития событий или судеб отдельных людей. Многие были обижены, но это выяснилось позже.

Самый крупный «закулисный взрыв» произошел в связи с тем, что англичане начали наступление с плацдарма на две недели раньше, чем американцы у Авранша. Англичане нанесли удар силами 2-й армии под командованием Демпси в районе Кана.

Это был самый мощный танковый удар за всю кампанию. Его нанесли в едином порыве три бронетанковые дивизии. Они были скрытно сосредоточены на небольшом плацдарме за р. Ори и после интенсивной авиационной подготовки, которая длилась около двух часов и осуществлялась 2 тыс. тяжелых и средних бомбардировщиков, перешли в наступление утром 18 июля. Авиационная подготовка буквально подавила немецкие войска на этом участке фронта. Большинство пленных, оглушенные разрывами, почти сутки не могли даже отвечать на вопросы.

Однако оборона немцев оказалась более глубоко эшелонированной, чем предполагала английская разведка.

Роммель, предвидевший этот удар, торопил своих подчиненных увеличить глубину и усилить прочность обороны. (Перед самым началом наступления англичан он сам попал под удар английской авиации, проезжая в автомашине неподалеку от деревни Сент Фуа де Монтгомери.) Кроме того, немцы слышали шум моторов танков, выдвигавшихся ночью на исходный рубеж наступления. Командир одного из немецких корпусов Дитрих впоследствии заявил, что он различил примерно в четырех милях звуки передвижения танков, прибегнув для этого к приему, освоенному им в России: приложил ухо к земле.

Блестящие перспективы, на которые рассчитывали, планируя операцию, быстро улетучились, когда начали преодолевать первые оборонительные позиции. Головная бронетанковая дивизия завязла в ожесточенных боях против опорных пунктов, оборудованных противником в мелких населенных пунктах, и почему-то не решилась их обойти. Продвижение других дивизий задержала пробка, образовавшаяся на узкой дороге, ведущей из района плацдарма к оборонительным позициям противника. Прежде чем эти дивизии прибыли к району боев, головная дивизия уже остановилась. К исходу дня все возможности добиться успеха были потеряны.

Эта неудача долго оставалась загадкой. Эйзенхауэр в своем донесении писал об этой операции, как о «преднамеренном прорыве» и «наступлении в направлении р. Сена и Парижа». Однако во всех монографиях английских историков после войны говорится, что операция не ставила далеко идущих целей и что никакого прорыва на этом участке фронта не предполагалось.

Такой же точки зрения придерживался и Монтгомери, который утверждал, что операция носила характер «боя за позицию» и ставила целью, во-первых, создать «угрозу», оказав тем самым помощь предстоящему наступлению американцев с плацдарма, и, во-вторых, овладеть пространством, где можно было бы сосредоточить крупные силы для нанесения удара на юг и юго-восток, навстречу наступающим американским войскам.

После войны Эйзенхауэр в своих мемуарах тактично уклонился от описания этих боев, а Черчилль упомянул о них весьма кратко.

А тогда все остро ощутили «разыгравшийся шторм». Недовольно было командование ВВС, особенно Теддер. О его настроении помощник Эйзенхауэра по военно-морским вопросам капитан 1 ранга Батчер в своем дневнике писал: «Вечером Теддер позвонил Эйзенхауэру и сказал, что Монтгомери остановил продвижение своих танков. Эйзенхауэр был возмущен». По словам Батчера, Теддер на следующий же день позвонил Эйзенхауэру по телефону из Лондона и сообщил, что английский комитет начальников штабов готов сместить Монтгомери, если Эйзенхауэр этого потребует. Сам же Теддер опровергает это утверждение Батчера.

Естественно, что в ответ на эти обвинения Монтгомери заявил, будто задачи прорвать позиции противника не ставилось. Это объяснение вскоре было безоговорочно принято военными обозревателями. Однако оно явно шло вразрез с кодовым наименованием операции - «Гудвуд» (место скачек в Англии). Кроме того, в своем первом заявлении о наступлении 18 июля Монтгомери употребил слово «прорыв». Более того, его замечание о том, что он «доволен ходом событий» в первый день, невозможно увязать с пассивностью действий английских войск во второй день. Именно эта пассивность и вызвала недовольство командования ВВС, которое не разрешило бы использовать такие крупные силы авиации, если бы не было уверено, что намечается прорыв обороны противника.

Более позднее заявление Монтгомери было полуправдой и только подорвало его авторитет. Если он планировал прорыв обороны, не надеясь на успех, то поступил неблагоразумно, не поверив в возможность отступления немцев под мощным ударом его войск и в возможность развития успеха, если бы такового удалось добиться.

Командующий 2-й армией Демпси, считая, что сопротивление немцев будет быстро сломлено, выехал в штаб бронетанкового корпуса, чтобы быть готовым развить достигнутый успех. «Я намеревался захватить все переправы через Ори от Кана до Аржантона, - писал Демпси. - Это позволило бы выйти немцам в тыл и отрезать пути их отхода более эффективно, чем в случае удара американцев на другом крыле фронта». Надежда Демпси на прорыв могла быть реализована 18 июля. Учитывая высказанные им самим намерения, интересно еще раз обратить внимание на утверждения, будто бы прорыв к Фалезу не планировался. Ведь Аржантон, о котором упомянул Демпси, был вдвое дальше.

Кроме того, Демпси понимал, что неоправдавшиеся надежды могут обернуться выгодой. Когда один из офицеров его штаба предложил ему заявить протест против критической оценки прессой операции «Гудвуд», Демпси ответил: «Не беспокойтесь. Это пойдет нам на пользу, сыграет роль мероприятия оперативной маскировки». Успех наступления американских войск с плацдарма, несомненно, во многом объяснялся тем вниманием, которое противник уделил угрозе прорыва у Кана.

Прорыв у Авранша не давал прямых шансов отрезать пути отхода противника. Перспективы в этом отношении зависели от возможности быстрого продвижения на восток или попытки противника удерживать свои позиции до тех пор, пока отход уже станет невозможен.

В действительности же, когда американцы 31 июля прорвались у Авранша, между этим городом и р. Луара в полосе шириной 90 миль находилось только несколько немецких батальонов. Таким образом, американские войска имели возможность беспрепятственно продвигаться в восточном направлении. Однако союзное верховное командование упустило предоставившийся шанс развить успех, придерживаясь устаревшего плана-графика, согласно которому следующим шагом должен был стать захват портов Бретани.

Отвлечение сил для этой цели не принесло пользы. В Бресте немцы удерживались до 19 сентября, то есть еще 44 дня после того, как Паттон неосмотрительно заявил о захвате этого порта. Лорьян и Сен-Назер оставались в руках противника до конца войны.

Прошло две недели, прежде чем американцы достигли Аржантона и выровняли на левом крыле фронт с англичанами, все еще топтались у Кана. Когда Паттону передали по телефону, что он не должен продвигаться дальше на север с целью отрезать пути отхода немецких войск, он воскликнул: «Разрешите мне двинуться на Фалез и сбросить англичан в море, как это уже один раз было в Дюнкерке!»

Таким образом, у немцев было бы достаточно времени, чтобы отвести свои войска к Сене и создать там сильный оборонительный рубеж, если бы не упорство Гитлера, приказ которого запрещал какое-либо отступление с занимаемых позиций. Этот просчет Гитлера вернул союзникам утраченные возможности и позволил им освободить Францию.

Война могла бы закончиться в сентябре 1944 года. Основные силы немецких войск на Западе были сосредоточены в Нормандии и оставались там до тех пор, пока их или разгромили, или окружили. Уцелевшие жалкие остатки не могли оказать серьезного сопротивления и отступили, но вскоре и они были уничтожены стремительно продвигавшимися моторизованными войсками союзников. Когда в начале сентября союзники подошли к германской границе, ничто не могло задержать их дальнейшего продвижения в глубь Германии.

3 сентября 2-я гвардейская бронетанковая дивизия из состава английской 2-й армии стремительным броском овладела Брюсселем, пройдя 75 миль по территории Бельгии от исходного района, который она еще утром занимала в северной Франции. На следующий день 11-я бронетанковая дивизия вышла к Антверпену и захватила важные доки в полной исправности. Ошеломленные немецкие войска сумели произвести лишь незначительные разрушения в этом порту.

В тот же день передовые части американской 1-й армии захватили Намюр на р. Маас.

Четырьмя днями раньше, 31 августа, передовые части американской 3-й армии Паттона форсировали р. Маас у Вердена. На следующий день головные дозоры, не встретив сопротивления, вышли к р. Мозель у Меца, еще на 50 миль восточнее. Оставалось около 30 миль до Саарского промышленного района на германской границе и меньше 100 миль до р. Рейн. Однако главные силы не могли сразу выдвинуться в р. Мозель, так как испытывали нехватку горючего. Они подошли к реке только 5 сентября.

К этому времени противник сумел сформировать из остатков разгромленных соединений около пяти дивизий, которым была поставлена задача удерживать рубеж р. Мозель против шести американских дивизий, наступавших в первом эшелоне армии Паттона.

Англичане, выйдя к Антверпену, оказались в 100 милях от того места, где Рейн вступает в Рурский бассейн - крупнейший промышленный район Германии. Если бы союзники захватили Рур, Гитлер не смог бы продолжать войну.

Перед английскими войсками находился совершенно открытый участок фронта шириной 100 миль. У немцев здесь не было сил, чтобы закрыть эту брешь. В войне такое встречается редко. Когда Гитлер, находясь в своей ставке на Восточном фронте, узнал об этом, он позвонил по телефону в Берлин командующему воздушно-десантными войсками генералу Штуденту, приказав ему закрыть брешь на участке Антверпен, Маастрихт и создать рубеж обороны вдоль Альберт-канала. Для этого Гитлер рекомендовал использовать все немецкие части в Голландии, а также перебросить в этот район парашютные подразделения и части, проходившие подготовку в различных районах Германии. Эти парашютные подразделения срочно были приведены в боевую готовность и в сжатые сроки отправлены в эшелонах в назначенный район. Между прочим, оружие личному составу этих подразделений выдавалось при выгрузке. Подразделения сразу направлялись в бой. Общая численность парашютистов составляла только 18 тыс. человек, то есть едва равнялась численности дивизии в союзных армиях.

Это наспех сколоченное формирование получило название 1-й парашютной армии. Громкое название прикрывало множество недостатков. Бывшие полицейские, матросы, выздоравливающие после болезней и ранений, и даже юноши шестнадцати лет были мобилизованы для того, чтобы пополнить ряды этой «армии». Оружия не хватало. Альберт-канал не был подготовлен к обороне, не было фортификационных сооружений, траншей и опорных пунктов.

После окончания войны генерал Штудент писал: «Внезапный прорыв английских войск к Антверпену явился для ставки Гитлера полной неожиданностью. В этот момент у нас не было резервов ни на Западном фронте, ни внутри страны. 4 сентября я принял командование правым крылом Западного фронта на Альберт-канале. В моем распоряжении были только части, сформированные из новобранцев и выздоравливающих больных и раненых, а также дивизия береговой обороны, дислоцировавшаяся в Голландии. К этому добавили танковый отряд, насчитывавший 25 танков самоходных орудий».

Как свидетельствуют трофейные документы, на всем Западном фронте немцы имели около 100 пригодных для боя танков против 2 тыс. танков, которыми располагали передовые соединения союзников. У немцев было только 570 самолетов, в то время как у союзников на Западном фронте находилось более 14 тыс. самолетов. Таким образом, союзники имели превосходство 20:1 в танках и 25:1 в самолетах.

Однако, когда победа казалась совсем близкой, темпы продвижения союзных войск резко упали. В следующие две недели, до 17 сентября, союзники продвинулись совсем немного.

Передовые части английских войск после короткой паузы для пополнения и отдыха возобновили наступление 7 сентября и вскоре овладели переправой через Альберт-канал восточнее Антверпена. Однако в последующие дни они сумели продвинуться только на 18 миль, к каналу Маас-Эскот. Этот небольшой участок болотистой местности, пересеченный множеством ручьев, немецкие парашютисты отстаивали с таким отчаянием и упорством, какого трудно было ожидать, учитывая их малочисленность.

Американская 1-я армия продвигалась примерно так же, как и англичане, не быстрее. Главные силы армии вышли к сильно укрепленной полосе обороны, и, кроме того, им пришлось с боями пробиваться через район угольных шахт, расположенный вокруг Ахена. Здесь американцы были втянуты в затяжные бои и упустили более широкие возможности. Ведь когда они вышли к границе Германии на участке протяженностью 80 миль между Ахеном и Мецем, против них на гористой, поросшей лесом местности действовали только восемь немецких батальонов. В 1940 году немцы весьма эффективно использовали эту пересеченную местность для внезапного вторжения во Францию. Однако на этом, как казалось, легчайшем пути в Германию союзники встретились с большими трудностями.

Это наблюдалось в равной степени как на севере, так и на юге. Хотя 3-я армия Паттона начала форсировать р. Мозель еще 5 сентября, однако через две недели и даже через два месяца она находилась совсем недалеко от этого рубежа. Ее продвижение задерживали бои за сильно укрепленный город Мец и окрестные пункты, где немцы с самого начала сосредоточили больше сил, чем где-либо.

К середине сентября немцы уплотнили свою оборону по всему фронту, и прежде всего на самом северном участке, на пути к Руру, там, где раньше была самая широкая брешь. Именно здесь Монтгомери готовился теперь нанести самый мощный удар в направлении на Арнем на Рейне. Наступление планировалось начать 17 сентября. Монтгомери намеревался бросить в тыл противника недавно сформированную союзную воздушно-десантную армию, чтобы расчистить путь войскам английской 2-й армии.

Этот удар, не достигнув цели, был отражен немцами. Значительная часть английской 1-й воздушно-десантной дивизии, высаженной в Арнеме, попала в окружение и вынуждена была сдаться в плен. В течение следующего месяца американская 1-я армия продолжала медленно продвигаться в районе Ахена. Монтгомери подтянул канадскую 1-ю армию, чтобы уничтожить две изолированные группировки немцев (на побережье восточнее Бружа и на острове Валхерен), которые препятствовали продвижению англичан к Антверпену и не позволяли использовать этот порт во время высадки десанта в Арнеме. Уничтожение этих группировок потребовала много времени и было завершено лишь в первые дни ноября.

Тем временем немцы сосредоточивали свои силы вдоль фронта, прикрывавшего Рейн. Они действовали быстрее, чем союзники, несмотря на преимущество последних в материальных ресурсах. К середине ноября шесть союзных армий перешли в общее наступление на Западном фронте. Оно привело к незначительным результатам, а потери оказались внушительными. Только в Эльзасе союзникам удалось выйти к Рейну, но это не имело существенного значения. На севере союзники все еще находились на удалении почти 30 миль от Рейна, прикрывающего важный Рурский район, который был занят только весной 1945 года.

Дорого обошлись союзным армиям упущенные в начале сентября благоприятные возможности. Из 750 тыс7 человек, которых они потеряли в боях за освобождение Западной Европы, 500 тыс. человек приходятся на период после сентября 1944 года. Для всего мира потери составили еще более страшную цифру - миллионы мужчин и женщин погибли на полях сражений и в немецких концентрационных лагерях. И все это в результате затянувшихся сроков войны!

Что же за причины повлекли за собой потерю благоприятных возможностей и привели к таким катастрофическим последствиям? Англичане винили во всем американцев, американцы же - англичан. В середине августа между ними возник спор о задачах союзных армий после форсирования Сены.

Поскольку число подкреплений все возрастало, союзные войска 1 августа были сведены в две группы армий, по две полевые армии в каждой. В составе 21-й группы армий под командованием Монтгомери остались только английские и канадские войска. Американские соединения вошли в состав 12-й группы армий под командованием Брэдли. Однако Эйзенхауэр, как верховный главнокомандующий, поручил Монтгомери по-прежнему осуществлять оперативный контроль и организацию взаимодействия обеих групп армий до тех пор, пока штаб верховного главнокомандующего не переберется на Европейский континент (это произошло 1 сентября). Эта временная мера, сформулированная в туманных выражениях, была продиктована сочувствием Эйзенхауэра к Монтгомери и уважением к его опыту. Однако компромиссное решение, принятое в доброжелательных целях, привело, как это часто случается, к конфликту.

17 августа Монтгомери предложил Брэдли, чтобы «после форсирования Сены 12-я и 21-я группы армий действовали совместно, как единое объединение, насчитывающее 40 дивизий и готовое к решению любых задач». Обе группы армий должны были наступать в северном направлении на Антверпен и Ахен, опираясь своим правым флангом на Арденны.

Выдвинутое им предложение показывает, что Монтгомери тогда еще не понимал всей обстановки и трудностей снабжения такой массы войск при их стремительном продвижении вперед.

Тем временем Брэдли и Паттон обсуждали идею нанесения удара в восточном направлении через Саар к Франкфурту на Рейне. Брэдли предлагал сделать этот удар главным, используя одновременно обе американские армии. Это означало, что удар в северном направлении имел бы второстепенное значение, что, конечно, пришлось не по вкусу Монтгомери. Кроме того, удар на восток не обеспечивал немедленный захват Рура.

Эйзенхауэр оказался в неловком положении, выполняя роль буфера между двумя своими ближайшими помощниками. 22 августа он рассмотрел оба предложения и на следующий день имел беседу с Монтгомери, который требовал осуществить единый удар и принять все меры для обеспечения снабжения войск, действующих на направлении главного удара. Это означало бы неизбежную остановку войск Паттона в тот самый момент, когда темпы его наступления были бы наивысшими. Эйзенхауэр попытался доказать Монтгомери, что подобная мера неосуществима по политическим соображениям. «Американская общественность этого не поймет, - говорил Эйзенхауэр. - Англичане еще не вышли к нижнему течению Сены, а войска Паттона уже находятся меньше чем в 200 милях от Рейна…»

Перед лицом взаимно исключающих друг друга доводов Эйзенхауэр попытался найти компромиссное решение. Удару войск Монтгомери в северном направлении на Бельгию временно пришлось отдать приоритет, а американская 1-я армия должна была наступать на север параллельно англичанам, чтобы прикрыть их правый фланг, как этого требовал Монтгомери, и обеспечить успешное выполнение задачи. Бо льшую часть имеющихся средств материального обеспечения и транспорта нужно было отдать для обеспечения войск, наступающих в северном направлении, конечно, в ущерб обеспечению войск Паттона. После овладения Антверпеном союзные армии должны были действовать по первоначальному плану - наступать к Рейну «на широком фронте к северу и югу от Арденн».

Ни Монтгомери, ни Брэдли предложение Эйзенхауэра не понравилось, однако вначале они протестовали не так энергично, как впоследствии, когда каждый из них счел себя лишенным возможности одержать победу только в результате этого решения Эйзенхауэра. Паттон назвал его «самой крупной ошибкой в войне».

По приказу Эйзенхауэра объем снабжения 3-й армии Паттона был сокращен до 2 тыс. т в день, а 1-я армия Ходжеса стала получать 5 тыс. т в день. Брэдли писал, что Паттон прибыл в его штаб, «отборно ругаясь». «К черту Ходжеса и Монтгомери! Мы выиграем войну, если 3-я армия получит все необходимое для стремительного продвижения вперед!» - заявил Паттон.

Не желая считаться с ограничением снабжения своих войск, Паттон приказал наступающим корпусам продвигаться вперед, пока хватит горючего, а потом продолжать движение в пешем строю. 31 августа американцы вышли к р. Маас. В предшествующий день армия Паттона получила только 32 тыс. галлонов горючего вместо необходимых 400 тыс. галлонов. Паттона предупредили, что его армия не получит больше горючего до 3 сентября. Встретившись с Эйзенхауэром в Шартре 2 сентября, Брэдли заявил: «Мои люди могут употреблять в пищу ременные пояса, но танкам нужно горючее!»

После захвата Антверпена 4 августа армия Паттона стала снабжаться наравне с 1-й армией и могла продолжать наступление в восточном направлении. Однако к этому времени сопротивление противника усилилось, и вскоре продвижение 3-й армии было остановлено на рубеже р. Мозель. По мнению Паттона, Эйзенхауэр поступился стратегическими преимуществами ради сохранения согласия между командующими группами армий и упустил возможность добиться быстрой победы, удовлетворяя «неуемные аппетиты Монтгомери».

Со своей стороны Монтгомери считал идею Эйзенхауэра о «наступлении на широком фронте» ошибочной и возражал против предоставления предметов снабжения армии Паттона, наносившей отвлекающий удар в восточном направлении, хотя исход удара его (Монтгомери) войск в северном направлении оставался неясным. Естественно, жалобы Монтгомери усилились после неудачи в Арнеме. Он считал, что сговор Паттона с Брэдли и Брэдли с Эйзенхауэром сыграл губительную роль в затягивании войны и помешал успешно осуществить его план.

Легко понять, что Монтгомери не соглашался с любыми действиями, которые шли вразрез с его планом. На первый взгляд кажется, что у Монтгомери были основания жаловаться на решение Эйзенхауэра о возобновлении ударов в двух направлениях. Большинство английских военных обозревателей, не вникая в суть дела, считали это решение основное причиной затяжки войны. Однако при более глубоком изучении вопроса становится ясно, что решение Эйзенхауэра не имело столь принципиального значения.

Ведь Паттон в течение первой половины сентября ежедневно получал 2500 т предметов материально-технического обеспечения - только на 500 т больше, чем в те дни, когда его армия вынуждена была остановиться. Эта цифра не идет ни в какое сравнение с суточной нормой снабжения армий, наносивших удар в северном направлении, и этих предметов снабжения едва хватило бы, чтобы обеспечить дополнительно одну дивизию. Значит, чтобы найти причину затяжки войны, нужен более глубокий анализ.

Одна из трудностей возникла из-за решения высадить крупный воздушный десант в Турне, на бельгийской границе южнее Брюсселя, в интересах содействия удару союзных войск в северном направлении. Наземные войска вышли к этому рубежу раньше, чем намечалось осуществить высадку, и воздушно-десантную операцию, естественно, отменили. Однако для подготовки к этой операции была зарезервирована транспортная авиация, отсутствие которой на шесть дней лишило наступающие армии снабжения, и они не получили 5 тыс. т нужных грузов. В пересчете на горючее это означало 1,5 млн. галлонов. Этого горючего хватило бы для того, чтобы обеспечить выход двух армий к Рейну в тот момент, когда противник еще не организовал оборону.

Кто ответствен за решение провести воздушно-десантную операцию, повлекшее за собой такие печальные последствия, установить трудно. Любопытно, что и Эйзенхауэр, и Монтгомери в своих послевоенных мемуарах приписывают это решение себе. Эйзенхауэр пишет: «Мне казалось, что в районе Брюсселя создалась выгодная обстановка для выброски воздушного десанта. Мнения по вопросу о целесообразности отвлечения транспортной авиации от выполнения задач по снабжению были различные, но я решил рискнуть…» Монтгомери же пишет: «У меня был готовый план выброски воздушного десанта в Турне». Далее фельдмаршал пишет об этом как о своей идее. Брэдли со своей стороны утверждает: «Я просил Эйзенхауэра отказаться от идеи выброски воздушного десанта и оставить нам самолеты для подвоза предметов снабжения».

Важно отметить еще один фактор. Дело в том, что значительную долю в предметах снабжения для войск, наносивших удар в северном направлении, составляли боеприпасы, хотя особой необходимости в них не испытывали, так как противник был дезорганизован. Вместо боеприпасов следовало бы увеличить долю горючего, поскольку необходимо было вести преследование и лишить противника возможности сосредоточить свои силы.

Далее, поток снабжения для армий Монтгомери в критический момент серьезно ограничивался в связи с тем, что использовались английский трехтонные грузовые автомобили (их было около 1400 шт.), которые из-за неисправности двигателей часто выходили из строя. Если бы все эти автомобили были в исправности, войска 2-й армии получили бы дополнительно 800 т предметов снабжения, а этого бы хватило для двух дивизий.

Еще более важное значение имел тот факт, что английские и американские войска были весьма расточительны в определении норм снабжения. Планы снабжения союзных войск строились в расчете на то, что каждой дивизии требовалось 700 т предметов снабжения в день, в том числе 520 т для дивизий первого эшелона. Немцы были гораздо экономнее, расходуя 200 т предметов снабжения на каждую дивизию в день. А ведь им приходилось испытывать налеты авиации и нападения партизан, чего не знали союзные войска.

Трудности снабжения, обусловленные расточительностью норм снабжения, усугублялись расточительностью расходования предметов снабжения в войсках. Вот один из примеров. Он касается тары для горючего, имеющей важное значение в снабжении войск: из 17,5 млн. канистр, отправленных во Францию после высадки союзных войск в июне 1944 года, осенью удалось собрать только 2,5 млн. канистр.